Быть драконом - Страница 119

119

Паша повернул ко мне своё поломанное ухо:

— Чего-чего ты там, сука, шепчешь?

— Ничего, — ответил я, а потом приказал: — Посмотри мне в глаза.

Паша, конечно же, посмотрел (все всегда смотрят), отгрёб порцию свечения, и в тот же миг превратился в соляной столб. Мою же грудь пронзила боль, какую и врагу не пожелаешь. Так скрутило, что не дай Сила. Даже вырвало.

Такая уж особенность у взгляда дракона — за его применение нагон расплачивается собственным здоровьем. Без очков ходили бы, сгорали бы за сутки.

Тем временем, сжимая паяльную лампу, в мастерскую вкатился Толян Фуфлыжник. Увидел Пашу и озадачился его не совсем естественной позой:

— Что за фигня?

После чего перевёл взгляд с Паши на меня, увидел вместо глаз расплавленное золото в глазницах, и на три-четыре ближайших часа тоже стал манекеном.

Когда вторая — не такая сильная, но более длительная — волна обжигающего огня схлынула, я приступил к многоходовой операции по собственному спасению. И тут, надо сказать, мне пришлось проявить чудеса цирковой акробатики. Дэвид Копперфильд увидел бы эти мои выкрутасы, сдох бы от зависти. А все остальные — со смеху.

Для начала я разорвал верёвки на руках (далось легко, такой фокус для нагона — пустяк), потом раскачался и, добившись нужной амплитуды, схватил швабру, оставленную каким-то добрым человеком у станка балансировки колёс. На швабру намотал провод блока управления краном. Потянул к себе. С третьего раза нашёл нужный тумблер и аккуратно — майна, майна, майна — опустил себя на бетонный пол. Освободил ноги от пут, после чего сразу — хотя и не без труда, но всё-таки — поднялся.

Какое-то время просто стоял, привыкая к нормальному положению тела, потом, разминая затёкшие мышцы, сделал несколько осторожных наклонов. Присел. Встал. Прислушался к себе.

В общем и целом всё было в порядке, только частности подводили: голова гудела и при каждом резком движении возникала боль в груди. Однако на такие пустяки мужественные нагоны (а других не бывает) внимания не обращают. Высморкаются, вытрут нос и топают туда, куда наметили.

Я и потопал.

Тщательно обыскав Пашу, нашёл за поясом свой кольт, а во внутреннем кармане пиджака — родной мобильный. Понимая, что мой болид так и стоит у дома Антонины Лихониной, я стал искать ключи от их тачки, не такси же было вызывать. У Паши в карманах никаких ключей не оказалось. А вот у Толяна нашлись и были незамедлительно изъяты. Больше мне от господ бандитов ничего нужно не было. Всё, что нужно, взял. Мелькнула, правда, шальная мыслишка снять и с того, и с другого портки и отходить древком швабры, но была тут же отброшена за неимением времени. Хотя, конечно, руки чесались. Еле-еле сдержался. Бросил им на прощание: «Не скучайте, пассионарии» и, прихрамывая на обе ноги, поковылял на выход.

Уже в дверях вспомнил про очки. Пришлось вернуться и потратить на их поиск ещё полминуты. Такая вот незадача.

Зато экспроприированный «мерседес» летел ласточкой и уже в двадцать три часа двадцать три минуты я был у Альбины.

— Что с тобой? — спросила ведьма, когда я ворвался в квартиру.

— Ничего, — ответил я. — Один раз, правда, убили, два раза каким-то дубьём по голове съездили, ребро ещё сломали. А так ничего.

— Нашёл гадов?

— Гадов — пока нет. А вот это вот — да.

Я протянул ей бирку и, решив, что такое объяснение будет самым скорым, процитировал Николая Гумилёва:

Она колдует тихой ночью
У потемневшего окна
И страстно хочет, чтоб воочью
Ей тайна сделалась видна.

Альбина всё поняла, никаких вопросов задавать не стала, выхватила лоскуток и устремилась в комнату.

Ведьма прекрасно знала, что нужно делать, и умела это делать. Моя помощь не требовалась. Единственное, о чём я её попросил, так это чтобы отработала как можно быстрее.

— Не дура, соображаю, — сказала она, а сама уже поджигала лоскуток. Опустив его в хрустальный кубок, попросила: — Ты бы пока вышел, дракон.

— Меня уже нет, — сказал я и поплёлся на кухню.

Но несколько слов всё-таки услышал:

— Аскар, Шалим, Тангир, Вени, Вени, Вени, Трамп…

Произнося заклинание и вдыхая дым тлеющей клеёнки, Альбина начала вводить себя в транс.

Пока ведьма искала ребёнка, я стоял в кухне у открытого окна и курил. Свои сигареты у меня давно закончились, курил хозяйские. Оказались с ментолом. Противно, но что поделать.

Пепел я стряхивал за окно, он падал вниз и таял в матовом свете подрагивающего фонаря.

«Вот так и мы, — меланхолично думал я. — Летим-летим куда-то вниз, а потом исчезаем».

На дворе стояла непутёвая городская ночь, дневная жара ушла, но было так душно, как бывает душно перед хорошим дождём. Воздух пах бензином, жжёной резиной и скошенной травой. На душе было муторно.

Выкурив до фильтра две сигареты, я потянулся за третьей, но тут меня позвала Альбина, и я пошёл в комнату.

Ведьма стояла у зашторенного окна спиной к двери.

— Они на кладбище, — сказала она, не оборачиваясь.

— На каком? — уточнил я.

— На том, что в Предместье.

Кинув взгляд на часы (было уже двадцать три двадцать восемь), я дал себе отмашку:

— Первый, пошёл!

И устремился в коридор.

— Успеешь? — спросила Альбина, проследовав за мной.

— Должен.

Ответил и обернулся, желая подбодрить. Альбина этого явно не ожидала. Закрыв лицо руками, она рухнула на корточки и взмолилась:

— Не смотри на меня, дракон! Ради Силы, не смотри!

Но было поздно.

119