— Как он умер?
— В первый день после отпуска нашли мёртвым в офисе, — с неподдельной печалью в голосе ответил Домбровский и, пристроив опустевший стакан на столе между канделябром и шпагой, добавил: — Как сидел за компьютером, так и умер. Врачи сказали, обширный инфаркт.
— Бывает, — сочувственно сказал я.
И тут он заорал:
— Нет, не бывает! — Врезал кулаком по столу и, вскочив, возбужденно затараторил: — Мужику тридцать два… было. Здоровый был. Как бык. Морда — кровь с молоком. И никогда на сердце не жаловался. Никогда. И вдруг такое!
— Леонид Петрович, и всё же… — попытался вставить я.
Но он не дал договорить, рубанул:
— А вчера не стало Лёшки Пущина.
И плюхнулся в кресло.
«Мать моя, Змея, — подумал я. — А дело, кажется, не пустышка». Разлил по второму разу и, передав через стол стакан, задал вопрос, который напрашивался сам собой:
— Тоже инфаркт?
Он выпил, занюхал тыльной стороной ладони и на выхлопе ответил:
— Нет, погиб. Разбился на одиннадцатом километре Озёрного тракта. Возвращался вечером в город, слетел какого-то дьявола с дороги, перемахнул через кювет и в дерево. Говорят, на спидометре сто двадцать было. Без шансов, в общем.
— Уголовное дело возбуждали?
— Менты сказали, оснований нет. Сам, дескать, виноват. Не справился с управлением и всё такое. — Домбровский горько усмехнулся. — Это Лёшка-то не справился?! Водила от Бога.
— Свидетели есть? — продолжил я расспрос.
Домбровский пожал плечами:
— Может, и есть. Только никто не искал.
— А экспертизу тачки проводили?
— Зачем?
— Мало ли. Может, неисправность какая.
— Это у Лёшки-то неисправность?! Да вы что! Знаете, как он за своей машиной следил? Не всякая мамаша за своим ребёнком так следит.
— Кто-нибудь и подстроить мог. Чик по шлангу тормозному, и вся недолга.
— Люди, что ли? — уточнил Домбровский, посмотрев на меня дикими глазами. И тут у него вырвалось то, что так его мучило: — Нет, это не люди устроили.
Не видя смысла ходить вокруг да около, я спросил напрямую:
— Леонид Петрович, я так понимаю, вы связываете эти две смерти с разрытой могилой?
— А вы, Егор Владимирович, разве не связываете? — вопросом на вопрос ответил он.
— Не знаю. Всё может быть. Так сходу сказать не могу. Надо смотреть.
— Надо. За тем и пришёл. Не в милицию же мне со всем этим. Знаю, что скажут. То же самое, что и Эдька говорит. Что всё это паранойя. — Домбровский взъерошил волосы, порушив модную причёску. — Чёрт бы её побрал, ту могилу! И надо нам было!.. Боюсь я. Понимаете? Боюсь. Никогда так не боялся. Умом понимаю, что бред сивой кобылы, а всё равно боюсь. Верите, Егор Владимирович, как прилетели, ни одной ведь ночи толком не спал. Кошмары в голову лезут. Кошмары кошмарные. Каждую ночь. И как чувствовал — что-то случится. Чувствовал я! И точно: сначала Пашка, потом вот Лёха. Блин! Не знаю, что делать. — Он обречённо помотал головой и повторил по слогам: — Не. Зна. Ю.
— Первым делом успокоиться, — посоветовал я.
Он хмыкнул:
— Легко сказать. — Потом посмотрел на меня с надеждой и спросил: — Берётесь или как?
— А чего вы от меня конкретно хотите? — уточнил я.
На это он ответил так:
— Я не знаю, кто вы там на самом деле: экстрасенс, не экстрасенс, медиум, не медиум. Мне, откровенно говоря, по барабану. Я одного хочу — чтобы вы спасли меня от… От хрен знает чего. Вы, думаю, лучше знаете, от чего именно. Я жить хочу. Жить! Понимаете?!
— Чего ж тут не понять.
— Берётесь?
Мне стало его жалко чисто не по-человечески. А потом уже две недели у меня не было ни одного клиента — лето, затишье. И я решился:
— Хорошо. Берусь. Если, конечно, согласитесь на мои условия.
— На какие?
Прежде всего я предупредил:
— Никаких лишних вопросов. Даже если усмотрите в моих действиях нечто, скажем так, не совсем обычное, всё равно никаких вопросов. Ради вашей личной безопасности.
— Согласен, — кивнул он.
— Это — во-первых.
Перед тем как перейти к шкурному вопросу, я тактично выдержал паузу.
— А что «во-вторых»? — не вынес Домбровский моего молчания. — Выкладывайте, не томите.
— Искренне сочувствую вашему горю, — медленно проговаривая каждое слово, произнёс я, — но вынужден напомнить, что решение подобных вопросов для меня бизнес. Я этим на хлеб зарабатываю.
Он сообразил быстро:
— Сколько?
Я вновь ответил не сразу. В этом непростом месте разговора с клиентом всегда для придания словам дополнительного веса достаю пушку. И на этот раз достал. «Кольт 1911» сорок пятого калибра. Вынул обойму, деловито проверил патроны (все семь заговорённых были в наличии), вернул обойму на место (до щелчка) и только тогда предъявил:
— Я беру три тысячи в час. Это уже с НДС. Мой обычный рабочий день — десять часов. Буду работать только по вашему делу. Займёт, полагаю, дня три. Считайте.
— Чего там считать. Согласен.
— Плюс накладные расходы. Это пятнадцать процентов от общей суммы. И всё предоплатой.
— Не вопрос.
— Договор подписывать будем?
— А надо?
— На усмотрение клиента.
— К чёрту договор!
Я отложил в сторону пистолет, вытащил записную книжку и, освободив перо стальной ручки от колпачка, сказал:
— А теперь мне нужны все фамилии, имена, адреса и телефоны.
Он кивнул и выложил всё, что помнил на память, а потом и то, что хранилось в памяти его органайзера.
Затем он рассчитался. Наличными. Вытащил пачку из портфеля и ещё несколько банкнот из портмоне. Я, не пересчитывая, сгрёб деньги в ящик стола и достал из тайника перстень с серебреной подковкой.