Быть драконом - Страница 76

— Не знаю, — помолчав, призналась девушка.

Раскидав окурки по бортам пепельницы, я обнаружил попку огурца, колбасную шкурку и — к своей вящей радости — обгоревшую полоску бумаги размером с трамвайный билет. Подцепив, вытащил. И при этом не забывал про девушку, втолковывал ей:

— Человек, незамутнённая моя подруга, является мерилом Добра и Зла. Че-ло-век. А что это означает?

— Что?

— А это означает, Лера, что ты и только ты решаешь, что есть Добро, а что есть Зло. Смотрела фильм «От рассвета до заката»?

— Конечно, — фыркнула Лера. — Ужастик Родригеса.

На откопанной бумажке читалась выведенная чёрной шариковой ручкой цифра «3» (или недогоревшая «8»), а чуть ниже аббревиатура «ДЧХ».

— Помнишь, братьев-убивцев, которых Клуни и Тарантино играют? — разглядывая любопытную находку, спросил я.

— Помню, конечно.

— А теперь вспомни, какое у тебя к ним отношение было. Думаю, в начале фильма ты считала их конченными отморозками. Воплощённым Злом. Я прав?

— Точно, шеф.

«Наверное, был записан чей-то телефон и, чтобы не забыл, чей, инициалы проставлены», — подумал я, а вслух произнёс:

— Но когда персонал салуна «Большие сиськи» превратился в монстров, твоё отношение к братишкам резко изменилось. Не так ли?

— Точно, — вновь согласилась Лера. — Они же там биться стали с оборотнями. Клуни вообще оказался милашкой. И девчонка в него втюрилась.

— О чём и толкую, — прикидывая, как можно расшифровать инициалы, сказал я. — Когда на сцену вышло Абсолютное Зло, тогда то, что ты до этого считала Злом, перестало быть таковым. Получается, Зло не всегда Зло. Что и требовалось доказать. Понятно?

— Понятно, шеф, — вздохнула Лера. — Только…

— Что ещё?

— Скажите, шеф, но ведь Добро всё равно победит Зло? Да? Ведь да?

Я не понимал, шутит она или говорит всерьёз. Выяснять не стал и сказал, не меняя назидательной интонации:

— Лера, реальный мир — не голливудский блокбастер с обязательным хэппи-эндом. Окончательная победа Добра, как и победа Зла, невозможна в принципе.

— Но почему, шеф?

— Как абсолютный хаос, так и абсолютный порядок не допускают существования разумной жизни. А это, значит, что в результате победы любого их этих двух начал, тебя, Лера, не станет. А если не станет мерила, кто определит — Добро победило или Зло? Врубаешься, о чём я?

— Шеф, вы Морфиус, — помолчав, сказала девушка.

— В смысле? — не понял я.

— Зачем толкнули ребёнка в пустыню реальности?

— Кто-то ведь должен был это сделать.

— Лучше бы вы меня… — начал была Лера и вдруг замокла.

— Что «лучше бы вы меня»? — вкрадчивым голосом уточнил я.

Она смущённо промямлила:

— Ладно, шеф, проехали. Решайте все вопросы побыстрее, я долго в клетке не выдержу. Пока-пока.

И сразу отключилась, я даже попрощаться не успел.

Вернув найденную бумажку на место (улика как ни как), я — чтобы не отнимать хлеб у оперов — придал композиции в пепельнице прежний живописный вид. Протёр вилку полотенцем, закинул в ящик и пошёл на выход. Делать мне в квартире Белобородова было больше нечего.

Пока спускался, раздумывал над этими «ДЧХ». Думал: «Фамилия-имя-отчество или имя-отчество-фамилия?» В любом случае смущала буква «Ч». Какое русское имя начинается с этой буквы? Чук? Чехонте? Чебурашка? Сходу вспомнить не смог. Но, выйдя из подъезда, вспомнил — Чеслав.

Во дворе вокруг детской площадки, огороженной крашенными шинами, по прежнему гонял на велике стриженный под «ноль» пацан. Заходил, он гонял. Выхожу, всё гоняет. Класс шестой-седьмой. Или пятый откормленный.

— Эй, пацан! — окликнул я его, усаживаясь на вкопанную в землю шину.

Он подъехал.

— Чего, дядь?

— Лысина не мёрзнет?

— Не-а.

— А пацаны не дразнят?

— Так-то нет.

В это время ожил мобильник, на связь вышел Ашгарр.

— Занят, перезвоню, — оборвал я его на полуслове и снова обратился к пацану: — Давно тут катаешься?

— Так-то да. Давно.

— Слушай, я тут товарища ищу. Скажи, не выходил из третьего подъезда такой маленький и толстый?

— Не-а, не видел.

— Точно?

— Так-то, да. Лёшки Решетникова мамка выходила, потом бабка с пятого, сантехник ещё, который не сантехник.

Я зацепился:

— Как это «сантехник, который не сантехник»?

— Это я сначала подумал, что сантехник, — пояснил пацан. — Но у нас же сантехником батя Вовки Труфанова, и я подумал — нет, не сантехник.

— А с чего ты взял, что он сантехник?

Пацан посмотрел на меня, как на дитя малое.

— Так чемодан же с инструментом.

— А! Тогда понятно. Раз чемодан, тогда — да. А он не толстым был?

— Кто? Чемодан?

— Да нет, сантехник, который не сантехник.

— Не-а, не толстый. Худой. И высокий такой. Не как вы, но высокий.

Хотелось, конечно, вонзиться в сознание пацана Взглядом, вживую посмотреть на этого сантехника, который не сантехник, но — табу. Однажды сам себе строго-настрого запретил ковыряться в сознании детей. Ковырнул как-то раз сознание вот такого же мальца, а он вырос и стал серийным убийцей. Взаимосвязь не очевидна, вопрос не изучен, но я зарёкся. Чур меня, чур.

— Ну, ладно, спасибо тебе, — сказал я, вставая. — Смотри, быстро не гоняй, а то лысину застудишь.

— Не-а, не застужу, — улыбнулся пацан и покатил на новый круг.

Уже направляясь к машине, набрал домашний номер.

— Хорошо, что перезвонил, — сказал Ашгарр.

— Чего случилось? — поторопил я.

— Тут перед домом тип какой-то часов с десяти трётся, не нравится он мне.