Впрочем, особо с выводами я не спешил, поскольку «профессор» мог оказаться такого уровня магом, которому меч не нужен. Меч мог оказаться для него факультативом. Или даже обузой.
С другой стороны не помнил я такого случая, чтобы Охотники вели себя вот так вот нагло. Что за гоньба такая вычурная? Если кому-то из них удавалось меня выследить, объявлялись исключительно в Ночь Полёта. И тогда уже — сеча без берегов. А чтобы вот так — выследить и сразу об этом заявить, такого ещё не было, это была какая-то новая тактика.
«Быть может, вы решили, господин Охотник, демонстративным „иду на вы“ вывести меня из равновесия? — мысленно обратился я к незнакомцу. — Так это вы зря, господин Охотник. Если вы, конечно, Охотник».
А вот это ещё предстояло выяснить.
Немедленно.
Я выбрался из машины и, неспешным шагом пройдя мимо незнакомца, направился в сторону гаражного кооператива. И спиной почувствовал, что «профессор» увязался следом. Сразу увязался, ни секунды не стал выжидать, даже ради приличия не стал.
«Похоже, нетерпёж на дядю напал», — так оценил я его торопливость. Только не понимал пока, чего же ему так не терпится — махач устроить или всё-таки перетереть.
Всё это выглядело, по меньшей мере, странно. Обычно ведь как: заболел кто-нибудь из людей-человеков неизлечимой какой-то болезнью, идёт к колдуну-знахарю, тот осматривает, цокает языком и говорит — для изготовления снадобья нужен, допустим, зуб дракона. Или шип. Или кусок хвоста. Болезный, будучи непосвящённым, конечно, думает, что врёт знахарь, что цену набивает. Думает так, однако же — куда деваться? — платит.
А знахарь и не врёт вовсе, ему на самом деле нужно что-нибудь эдакое согласно древнему рецепту. Поэтому, получив названную цену, обращается к знакомому драконоборцу. И только тогда драконоборец сиречь Охотник отправляется добывать дракона. Из собственной прихоти — ни-ни. Не может. Не положено. Такой уж статут у них изощрённый, если не сказать извращенный: так — не моги, а по заказу — ради бога. Иди, выслеживай, убивай. Повезёт, искупаешься в чёрной крови, станешь на семь лет неуязвимым. Не повезёт — извините. Такая вот система, такая вот традиция. А здесь, получается, шиворот всё навыворот.
«Может, маньяк какой? — пришло мне вдруг на ум. — Наплевал на обычаи и пустился во все тяжкие. Выслеживает нагонов, режет их в безумном припадке и тащится. И теперь меня почикать хочет. Нашёл, какое-то время оттягивал удовольствие, но после того как я его ворона Лютой Арахне скормил, а „царицу“ собственноручно развоплотил, слетел с катушек. А что? — вполне себе такая логичная версия».
Миновав домик сторожа, я ускорился, чуть ли на бег перешёл, и пошёл петлять по закоулкам гаражного городка. А прижал преследователя там, где крайняя стрит переходит в последнюю авеню. Выскочил из-за угла бокса за номером 156 и поймал на встречном ходу.
— Мир не для драконов, — сведя глаза на дырке дула, спокойным голосом произнёс он пароль.
— Но драконы для мира, — произнёс я отзыв (естественн, тоже на дарсе) и опустил пистолет.
«Профессор» оказался не Охотником, «профессор» оказался Инспектором.
Меня поразил тот факт, что я не почувствовал в нём дракона. Так не бывает. То, что дракон за версту чует другого дракона (тем более того, кто забрёл на его территорию), — это чистая физиология. Тут даже напрягаться не надо, само собой приходит. Поскольку Инспектор не может не быть драконом, я собрался потребовать объяснений. Но едва глянул в его честные глаза, нажал на тормоза. Понял, что передо мной не человек, что передо мной онгхтон — ипостась дракона, лишившегося способности к трансформации.
В последнее время (уже лет пятьдесят как) принято считать онгхтонов драконами. Вернее говоря — «драконами, обретшими иные таланты». Мало того, теперь на них распространяются те же правила, что и на нормальных драконов. Политкорректность, однако. Даже в круг Мудрецов допущено два онгхтона, не удивительно, что появились они и среди Инспекторов. И поскольку, как пел известный бард, нынче в нашей фауне равны все поголовно, вполне возможно, что лишившихся Взгляда скоро и в Стражи сватать будут.
Я в принципе не против. Глупо быть против, когда в любой миг сам можешь стать онгхтоном. Люди не зарекаются от тюрьмы и сумы, а мы, драконы, — от потери сердца и развоплощения других своих «я».
— Тнельх, в мире людей — Кондрат Васильевич Рудаков, — переходя на русский, представился Инспектор, потянул цепь на шее и показал мне бронзовую бляху Допуска. — А ты кто будешь из вас троих, брат?
— Меня зовут Хонгль, — тоже переходя на русский, ответил я. — В миру — Тугарин. Егор Владимирович Тугарин.
— Всё сходится, — кивнул Тнельх. — Приветствую тебя дракон-Хранитель. — И уже пряча бляху, добавил: — А фамилия у тебя, Хонгль, забавная.
«Кто бы говорил, — подумал я. — У самого имя не без вызова — анаграмма от „дракон Т“».
Вслух же сказал положенное:
— Я рад твоему приезду, брат, готов принять тебя и показать то, что обязан показать. — Помедлил секунду и спросил: — Но скажи, отчего ты прибыл в неурочное время?
Искренне не понимал. Со времён Раздела заведено, что инспекция Вещи Без Названия происходит по чёткому графику: проверяющий прибывает в начале каждого времени года или, как мы, драконы, говорим, — «течения». Год по календарю, составленному для нас Высшим Неизвестным, делится на четыре течения. Течение разрушения наступает 23 декабря, течение посева — 21 марта, течение жатвы — 21 июня, течение намерений — 23 сентября. На дворе август. Так какого чёрта?