Быть драконом - Страница 98


К оглавлению

98

Тут Кеша Крепыш доставил заказанный борщ, Кика забыл обо всём на свете и сразу закинул в себя несколько ложек горячего варева. Потом вознёс блаженно глаза долу и сказал:

— Оно.

— Жду, — спустил я его с небес на землю.

— А-а, ну да. Так вот. Россия. Сибирь. Начало диких девяностых. Некто Женя Антонов по кличке Демон, начитавшись книжек Элстера Краули, учреждает тайную оккультную секту.

Начав так интригующе, Кика не удержался и вновь припал к борщу.

— Чтение людей до добра никогда не доводило, — вставил я, глядя на то, как мелькает туда-сюда тяжёлая мельхиоровая ложка. — Читают не то, понимают не так.

Эгрегор, не прекращая наяривать, ответил:

— В целом спорно, но в данном конкретном случае верно.

Продолжения истории я дождался только тогда, когда с борщом было покончено. Отставив пустую тарелку, Кика вытер губы салфеткой, откинулся с довольным видом на спинку стула и вернулся к прерванному рассказу.

— Ну так вот. Организовал Женя Антонов секту из любителей тяжёло-готическо-металлической музыки и назвал её «Чёрная роза». Цель у него была известная — собирался использовать соединенную энергию единомышленников для вызова тёмной силы природы, которая именуется сатаной.

Тут эгрегор вновь прервался — с вожделением уставился на принесённое Крепышом блюдо с поджаренной малороссийской колбаской.

Мне уже порядком надоело слушать историю в режиме «в час по чайной ложке», и я Кику подстегнул:

— Ну-ну? Что там дальше с этой самой «Чёрной розой»?

— А дальше, старичок, как обычно, — сказал эгрегор, щедро заливая колбасу горчицей. — Стали мальчонки с девчонками похабничать: сатане челом бить, кошек резать, магические знаки в храмах рисовать, алтари осквернять. И, что примечательно, всюду, где пакостили, оставляли эту вот надпись — ДЧХ. Кровью или красной краской — ДЧХ.

Я сделал вывод:

— Сатанисты, получается.

Но Кика сходу отверг это предположение:

— В современном смысле этого слова — нет. Сатанисты нынче — это просто эпатажные атеисты. «Каждый сам себе бог», религия — для слабых, магия — фуфло, ни в кого не верь, рассчитывай на свои силы, всего добивайся сам, бла-бла-бла — вот что такое сейчас сатанисты. Ницшеанствующие раскольниковы, скрещённые с подсевшими на Заратустру базаровыми.

У меня невольно вырвалось:

— Признаться, не люблю Ницше.

— Чего так? — удивился Кика.

— Да так как-то… Знаешь, у него есть работа «Сумерки идолов, или как философствуют молотом»?

— Листал.

— Там есть такое раздумье: «У злых людей нет песен. Отчего же у русских есть песни?» Вот за это я его и не люблю.

— Обиделся?

— Обиделся.

— А ты что, Егор, — считаешь себя русским?

— Считаю.

— Но ты ведь не человек, ты — дракон?

— Точно, дракон. Но я русский дракон.

— Так бывает?

Я развёл руками.

— Как видишь. — И после небольшой паузы сказал: — Ладно, Кика, давай вернёмся к нашим баранам.

— Давай, — согласился Кика.

— Если члены «Чёрной розы» не были сатанистами, значит, тогда они были дьяволопоклонниками. Да? Нет?

— Это теплее. Но с поправкой на то, что были адептами учения Краули. Хотя… Хотя идеи Краули всё же ближе к идеям воинствующих индивидуалистов, которые никому — ни Богу, ни дьяволу — не поклоняются. Н-да… — Озадаченный Кика подёргал себя за серёжку. — Не знаю, как это вся эта мешанина укладывалась у ребятишек в головах, однако так.

— Дикий замес.

— Дикий. Оттого и случилось, что случилось.

— А что случилось? — ухватился я.

— А случился, старичок, конкретный снос крыши, — ответил Кика и, не дожидаясь моего уточняющего вопроса, пояснил, что имеет в виду: — Пареньку одному тошно стало от всего этого безобразия, решил из секты выйти. Фамилия у него ещё какая-то смешная… Как же… А-а, Лакрицын. Да, точно — Петя Лакрицын. Так вот не смог простить Демон такой измены, приговорил слабонервного Петю Лакрицына к смерти и лично приговор привёл в исполнение. Расправился жестоко и показательно.

— Зарезал?

— Не-а, застрелил. Но потом ножом на груди это самое фирменное «ДЧХ» вырезал.

— И сколько ему тогда было?

— Убитому?

— Нет, тому зверьку, которого Демоном погоняли.

— Шестнадцать, кажется. Или даже семнадцать. Ну, что-то около того.

— Получается, уже подсудным был. Сел?

— Присел.

— Как это?

— Так это. Был наш Женя Демон мальчиком из правильной семьи, дядя у него оказался прокурором района. Мать Пети Лакрицына, убитую горем каким-то образом уговорили, и повернули дело так, что её сын случайно в себя пальнул. А Демону три года условно дали за незаконное хранение оружия. И всё шито-крыто.

— А, может, на самом деле всё случайно вышло? — спросил я.

— Смеёшься? — хмыкнул Кика. — Три дырки случайно не буравят.

— Сколько?

— Три. — Кика, в точности повторяя недавний жест Воронцова, ткнул в живот, в грудь и в лоб, после чего чертыхнулся и стал бить себя по рукам. — Ай, нехорошо, сделал. Нельзя на себе показывать.

— Интересные вещи ты, Кика, рассказываешь, — сказал я, уткнувшись взглядом в чёрную надпись «Matrix has You» на его оранжевой футболке. — Очень интересные.

Сказал и задумался.

Было над чем.

В голове моментально сложилась связь между двумя столь сходными по исполнению убийствами. А несложная цепочка последующих рассуждений привела через пункт «ДЧХ» к третьему убийству — к убийству на улице Бабушкина.

«А не один ли это и тот же уродец убил и попа в Подпругино, и охранника Белобородова?» — подумал я.

98